Семейный портрет гангстеров в интерьере: Почему «Сопрано» — великий сериал

25 лет назад, 10 января 1999 года, на HBO вышла первая серия «Сопрано». И сериал навсегда изменил телевидение, началась Золотая эра, а за ней пришли стриминги. А Тони Сопрано стал олицетворением противоречивого, но харизматичного персонажа, за судьбой которого готовы следить зрители. Сегодня, когда волна антигероев, кажется, наконец захлебнулась и схлынула, самое время вспомнить, почему же именно «Сопрано» стал началом золотой эры телевидения и чем именно современные сериалы обязаны гению Дэвида Чейза.

На российском телевидении, как известно, «Сопрано» дважды провалился, не помогло ни обилие наград, ни восторги профессиональной прессы. В то же время в нулевые не менее значимые для истории жанра хиты «Друзья» и «Скорая помощь» шли с большим успехом. Оба стартовали в 1994-м, за пять лет до саги о Тони Сопрано, начавшейся в 1999-м и совершившей революцию, плоды которой мы пожинаем до сих пор. Признание ее достижений у нас случилось только с появлением менее радикальных, откатившихся к драматургическим и героическим конвенциям экранных двойников Тони — Декстера и Уолтера Уайта. Оба они вышли из мешковатого пиджака босса Нью-Джерси, но едва ли перещеголяли предка-мастодонта.

Гангстер

Прежде всего сериал подкупает новым героем. Если коротко, то именно после успеха «Сопрано» экраны всех размеров захватили антигерои. Притягательных мерзавцев в сериалах хватало и до Тони, но ни один из них не становился протагонистом, центром истории. Еще важнее, что Тони героем не был: в нём не было ничего героического, выделяющего его из толпы. Даже изначальная ироничная предпосылка «гангстер отправился к мозгоправу» не делает Тони особенным — к концу сезона его соратник Поли признается, что тоже бывал у психолога.

Энтони Сопрано, капо из команды тяжело больного босса Нью-Джерси Джеки Эйприла, оказывается обычным среднестатистическим жителем двухэтажной Америки, представителем среднего класса, озабоченным, в какой колледж отдать детей, как позаботиться о пожилых родителях и какой домашний кинотеатр лучше. Сорокалетний отец двоих детей в кризисе, каждое утро спускающийся в халате и босиком к дороге за свежей газетой. Грузный, лысеющий, но всё еще ребячливый любимый дядюшка, любитель вкусно поесть и пустить пыль в глаза соседям. Такие знакомы каждому. На больших семейных застольях они рассказывают одни и те же байки из года в год.

Да, к тому времени телеэкраны уже покорили простые истории, списанные прямиком с жизни: Стивен Спилберг и Майкл Крайтон представили американскому телезрителю врачей «Скорой помощи», которые выплачивают кредиты, плетут интриги, часто ошибаются, ленятся и перебиваются от зарплаты до зарплаты. Но и там Джордж Клуни под дождем вытаскивал ребенка из канализации под яркими прожекторами спасательных вертолетов и пристальным вниманием тысяч зрителей по ту и эту сторону экрана. С Сопрано ничего подобного не случится. Несмотря на то что Тони от сезона к сезону становится палачом для самых близких, в этих убийствах не будет коварства, расчетливости и шекспировской страсти — только банальность и рутина непреложного закона природы. Сам герой это лучше всего описал во втором сезоне притчей о лягушке и скорпионе. Скорпион просит лягушку перевезти его через реку, но та сомневается, опасаясь его жала. Скорпион убеждает ее, что риска нет, ведь он тоже может утонуть, но всё равно посреди реки жалит свою извозчицу, приговаривая: «Так уж я устроен».

Что же в таком случае должно заставить зрителей интересоваться судьбой этого отнюдь не героического персонажа? Искать в нём родное, понятное и любимое? Невиданная могучая харизма Джеймса Гандольфини. Он наполняет своего мафиози такими глубинными противоречиями, что Тони становится всем одновременно, не теряя цельности. Похожий на мифологического сатира, он умеет со вкусом есть, пить, изменять супруге, одним словом, сибаритствовать и наслаждаться жизнью, как истинный итальянец. И в то же время он — глотающий прозак невротик в тяжелой депрессии, страдающий от панических атак и непомерного груза ответственности глава семьи и мафии. Переключаться между этими состояниями Гандольфини умел одними сжатыми губами, его глаза меняли свой блеск от задора до ярости за полсекунды. Кто он — хладнокровный психопат, прикидывающийся простачком, или простачок, прикидывающийся безжалостным мафиози? Эта интрига, пусть и ложная, не оставляет зрителя и от сцены к сцене решается по-разному.

При всех своих противоречиях криминальный босс Нью-Джерси на протяжении шести сезонов умудрялся оставаться цельным и неизлечимым персонажем. Результатами многолетней терапии стали разве что неврозы и алкоголизм доктора Дженнифер Мелфи (Лоррейн Бракко), но оторваться от его тщетных попыток саморефлексии невозможно. Секрет в том, что с его появлением исповедь психопата перестала выглядеть такой телевизионно саморазоблачительной (до «Сопрано», кажется, герои с экрана действительно говорили только то, что думают), а граница между нормой и патологией, как и в жизни, перестала быть очевидной.

История

«Сопрано» стал первым шоу на платном кабельном канале, аудитория которого превысила число зрителей сериалов на каналах бесплатного вещания. Тем самым сага о бандитах из Нью-Джерси ознаменовала начало эры качественного телевидения и господства HBO. Так и началось престижное телевидение с высокими бюджетами, детально проработанными сценариями, большими производственными затратами и главное — значительно большей степенью свободы. Насилие, сексуальные сцены, нецензурная лексика и всё то, что не могли позволить себе общественные каналы, на кабельном расцвело пышно, а в итоге, как показала «Игра престолов», оказалось еще и самым продаваемым товаром.

Но вернемся к истокам. Дедушкой этой телевизионной революции стал Дэвид Чейз — италоамериканец из Нью-Джерси, который уже более двух десятков лет трудился на телевидении и с одинаковой готовностью брался за любые предлагаемые ему конвенциональные проекты. В 1996 году продюсер Brillstein-Grey Entertainment Ллойд Браун заказал ему сценарий на телевизионную версию «Крестного отца». Идея Чейза не слишком впечатлила, но он вспомнил о родившемся несколькими годами ранее сюжете для фильма: гангстер записывается на прием к психотерапевту. Эта идея родилась у него во время личной терапии и, как и многое другое в «Сопрано», основана исключительно на личном опыте. Например, властную и доминирующую мать Ливию, которая при любом удобном случае притворяется болезненной и беспомощной, Чейз списал со своей собственной.

Связана с реальностью и криминальная завязка сюжета: в 1997 году от рака кишечника умирает Джейк Амари — глава криминальной «семьи» из Нью-Джерси, после чего между тремя фракциями внутри клана начинается жестокая борьба за власть, которая разрастается и достигает больших семейств из Нью-Йорка. Так как сам Чейз вырос в Нью-Джерси, он понимал, из чего состоят такие истории, ходил в школу и дружил с детьми местных мафиози. Чейз даже утверждает, что всю информацию о мафии получил из вторых рук.

Пилот сериала снимался для Fox, но был им отвергнут, как и многими другими крупными бесплатными каналами. На HBO он тоже пролежал около полугода, которые Чейз провел в поисках инвесторов для полнометражного фильма. Но внезапно продюсеры решили рискнуть и заказали ему первый сезон из 12 эпизодов — лучшей участи для этой истории нельзя было и представить. Вместо классических героев теленовелл на экран вдруг ворвалась сама жизнь. А вместе с ней немыслимые, почти феллиниевские типажи — практически все основные актеры не только в сериале, но и в жизни имели проблемы с законом. Например, у Тони Сирико, играющего Поли Галтиери, и вовсе было 28 арестов и одна отсидка в середине 1970-х. При этом сценарий, напротив, стремился показать всю серость их бесстыдно банальных будней. И что самое главное — герои не только говорили на языке улиц, они на нём бесподобно помалкивали. По легенде, школу «Сопрано» прошли десятки талантливых сценаристов, которых Чейз безжалостно увольнял, как только те начинали «окультуривать» героев и заменять их нечленораздельные междометия и матерки более понятными телезрителю законченными мыслями. Школу «Сопрано», к примеру, прошел и будущий автор «Винила» и «Подпольной империи» Теренс Уинтер.

Как уже было сказано, настоящая жизнь ворвалась на экраны раньше, с приходом «Скорой помощи», но революционность сценаристов и создателей «Сопрано» в другом — в том, что они не стали упаковывать ее в классический сюжет. Там, где Крайтон и Спилберг на основе реальности творили первый кинематографический блокбастер, предельно концентрируя события и оставляя простым врачам пространство для подвига, Чейз и компания оставляли своим гангстерам и их семьям будни как они есть, с их скукой, мелкими обидами и мышиной возней. С ними не будет происходить ничего такого, чего не могло бы случиться в жизни. Эта скука и банальность, на фоне которой творятся немыслимые преступления, и сделали каждое из них особенно ярким. «Сопрано» доказал, что эффектное убийство случается не с сигарой под проливным дождем и с красиво подсвеченными лужами крови, эффектное убийство теперь то, что обходится без спецэффектов и позволяет всем вовремя вернуться домой к ужину.

Саморефлексия

И третий кит, на котором держится величие «Сопрано», — его синефильская одержимость гангстерским жанром как внутри сюжета (герои без конца смотрят, цитируют и соотносят себя с экранными мафиози), так и на визуальном уровне. Аскетичная сдержанная манера съемки сериала содержит две основных доминанты. «Сопрано» то притворяется семейным ситкомом с ужинами, объятиями и барбекю в уютных и залитых светом интерьерах — так выдержана вся отнюдь не радужная личная жизнь Тони. То вдруг прикидывается «Крестным отцом» с его живописным освещением и выразительными глубокими тенями — так обставлены все разговоры о бизнесе в стрип-клубе и подвале Тони.

За шесть сезонов создатели процитировали практически все известные классические гангстерские фильмы, начиная с «Лица со шрамом», «Маленького Цезаря» и «Врага общества» и заканчивая третьей частью «Крестного отца». И хотя в детально описанных взаимоотношениях Тони с родственниками и подчиненными не так много нового, у героев прошлого вроде Томми Пауэрса («Враг общества») или Тони Камонте («Лицо со шрамом») просто не было возможности подвергать свои непростые отношения с матерями, сестрами, братьями и отцами осмыслению. На протяжении семидесяти лет в финале каждого гангстерского фильма будет звучать «I ain’t so tough» («Я не такой крутой»), произнесенное Джеймсом Кэгни во «Враге общества». Но для Тони Сопрано это открытие служит как раз таки завязкой и поводом начать терапию.

Первый прием психоаналитика задает тон повествования и основной конфликт — несоответствие. Все последующие шесть сезонов сюжет будет держаться на этой эмоциональной пружине — герои желают соответствовать образу из гангстерского кино (пересматривают, цитируют, стилизуют свои убийства под увиденные на экране) и сталкиваются с тем, что подобные персонажи в окружающей их действительности нежизнеспособны. Тони сетует, что не видит вокруг себя «Гэри Куперов», что сейчас никто не знает, что такое честь, и так и норовит стать «первым свидетелем» (очевидная отсылка к разоблачающим документальным историям, предшествующим «Сопрано»). Он пытается говорить как Гэри Купер, смотрит фильмы с Джеймсом Кэгни, его племянник Кристофер подражает Тревису Биклу (герою «Таксиста» Мартина Скорсезе) и мечтает написать сценарий о своей жизни. Случайные персонажи то и дело спрашивают их, насколько всё правдиво показано в «Крестном отце», и ирония здесь в том, что они сами стремятся к этой фильмической, эпической правде и никак не могут ее достичь.

Своего отца Тони видит через ту же призму гангстерского кино 1970-х (серии с воспоминаниями о нём буквально стилизованы под этот золотой век). Поэтому в случае Сопрано семья — то, что создает тебе рамку, границы личности, очертания, в которые ты должен вписаться. Этим она и подавляет — невозможностью соответствовать. Энтони-младший (сын Тони) столкнется с той же проблемой. Он будет пытаться мстить за отца, потому что папа всегда говорил: сцена мести — его любимая во второй части трилогии Копполы. В пятом сезоне Кристофер наконец станет продюсером второсортного гангстерского фильма и спишет главаря банды с Сопрано, что станет началом их длительного конфликта. Увидеть реального себя — то, чего герои изо всех сил пытаются не допустить.

Количество героев, убитых внутри семьи в «Сопрано», превосходит убийства, совершенные в ходе войны семейств. Большая часть из них при этом происходит из-за стремления эту войну предотвратить. Таким образом, убить кровного родственника ради сохранения существующего баланса сил становится нормой. Если вспомнить культовые картины 1970-х, войны начинались с целью защитить родную кровь, отомстить за убитого члена семьи. Выходит, «Сопрано» является их зеркальным отражением, перевертышем. Интересы семьи вступают в конфликт с индивидуальными интересами ее членов. Личность больше не находит поддержку или человеческую близость в семье. Нет, теперь семья уничтожает индивидуальность и личный выбор.