Почему «Список Шиндлера» — великое кино

Почему «Список Шиндлера» до сих пор считается одним из главных и самых важных фильмов о Холокосте? Что заставляет нас снова и снова вспоминать черно-белую трехчасовую картину? Комплекс эмоций, нахлынувший во время титров? Ощущение ожившего урока истории? Напоминание о гуманности, которая проявляется даже в самых чудовищных местах, организованных людьми? А может быть, вы просто запомнили ярко-красное пальто девочки с кудряшками? Что делает этот фильм по-настоящему великим?

О картине Стивена Спилберга написано огромное количество текстов, записано множество видео, подкастов и выступлений. В начале ноября 2023-го музей Еврейского наследия и фонд Шоа, основанный Спилбергом в 1994-м, провел полуторачасовую беседу о «Списке Шиндлера». Спилберг, как считает профессор кино Аннетт Инсдорф, создал не просто фильм — он превратил камеру в оружие свидетельства и памяти. Его фонд Шоа на сегодняшний день насчитывает более 56 тысяч записей людей, переживших Холокост, причем со временем фонд начал записывать истории людей, переживших геноцид по всему миру. Без «Списка Шиндлера» имена и события, описанные в этих видеосвидетельствах, так и остались бы воспоминаниями.

Но давайте перейдем непосредственно к фильму, чтобы вспомнить, почему даже спустя 30 лет «Список Шиндлера» не утрачивает значимости.

Персонификация и нарратив

Могущественный человек не разлагается под грузом полученной власти. Открывая в себе человечность, он направляет свое влияние на сотворение добра, пусть и не в огромных масштабах. В общих чертах сюжет «Списка» похож на миф, настолько невероятным он кажется. Сейчас мы можем одним махом определить фильм в стопку с другими картинами про «белых спасателей», но, к счастью, Спилбергу удалось выстроить повествование и визуальный ряд так, чтобы зритель надолго запомнил полученный за три часа урок истории. Правда, дается он непросто.

Пропустить любую трагедию через себя — значит получить травму, и наш мозг прекрасно это понимает, а потому пытается всеми силами устанавливать преграды. Многие из нас в детстве думали «все умрут, а я останусь», равно как и сейчас многие считают, что ужасы мира аккуратно минуют их, задев других. Увидеть в цифрах настоящих людей, осознать их боль непросто. И потому помогает драматизация событий — прием, так нелюбимый пуристами от истории. Зрителю сложно испытывать сочувствие к абстрактным погибшим в концлагерях, но, выводя на экран персонажей, кинематографисты дают вам возможность пропустить через себя их трагедии, а значит, и прочувствовать, каково было на самом деле людям в реальности.

Оскар Шиндлер — наш проводник, мы смотрим на происходящее его глазами, видим, как нацисты дегуманизируют жертв, лишают их индивидуальности. Номер на руке вместо имени в фильме Спилберга обретает имя, и ровно то же самое режиссер попытался сделать после, организовав фонд Шоа. Да, Шиндлер сперва пытается вытащить «своих евреев», однако стараниями Ицхака Штерна (Бен Кингсли) он начинает расширять опасное предприятие. Переход с темной стороны силы на светлую — прием едва ли не самый привлекательный в кино. Чудес не бывает, но человеку свойственно меняться, и в случае фильма Спилберга это и есть самое настоящее чудо.

Антипод Шиндлера, комендант Амон Гет (Рэйф Файнс) — стопроцентное зло, поглощенный антисемитизмом человек, чья вера в чистоту собственной расы подвергается проверке чувствами к еврейской служанке. В нем нет личности, как нет ее у всех, кто подвергается идеологической обработке. Утратив связь с собственной человечностью, Гет не имеет шансов на искупление в глазах зрителя, а значит, нет шансов и у всех, кто приложил руку к трагедии.

Изображение

Сейчас трудно представить, но один из главных вопросов, на который Спилбергу приходилось отвечать после выхода фильма, связан с колористикой картины. Зачастую выбор монохромного изображения в современном кино считается артистическим и в какой-то мере нарочитым. Но не у Спилберга. О Холокосте будущий режиссер впервые узнал из кадров документальной хроники и фотографий. «Все они были черно-белыми, и у меня не было никаких цветных привязок к Холокосту, — говорил Спилберг на пресс-конференции в 1993 году. — Мне даже в голову не приходило представлять эту историю в цвете. Все документальные фильмы, что я смотрел, все архивные кадры были черно-белыми». Образ Второй мировой войны привычно монохромный не только для Спилберга, мы тоже привыкли видеть съемки с фронта, хронику и снимки без ярких красок. Но ставить фильм в цвете казалось слишком голливудским решением.

Начиная картину с цветных кадров современности, Спилберг затем перебрасывает нас в 1939-й, приближая к привычному восприятию хроники. Это сейчас стало принято «расцвечивать» съемку 1930–1940-х с помощью компьютера, а тогда, в начале 1990-х, цветные изображения с войны можно было получить разве что при помощи ручного раскрашивания. «Список Шиндлера» четко разграничивает историю на хорошее и плохое, добро и зло, белое и черное. При этом Спилберг не скатывается в эстетику нуара, не романтизирует монохром, напротив, четкость помогает ему усиливать контраст между жизнью и смертью (вспомните, как на ярком белом снегу Кракова растекается кровь из головы однорукого мужчины, убитого выстрелом). У мертвецов в кино ярко-белые лица, мертвенно-бледны и лица женщин, которые с ужасом смотрят на насадки для душа. Сам Шиндлер зачастую находится в полутьме, что дает Спилбергу возможность подчеркнуть его эгоистичную сторону, но по мере изменения натуры персонажа режиссер выводит его на свет.

Режиссер

Спилберг, который снимал развлекательное кино, изменил кинопрокатный ландшафт своими «Челюстями» (после выхода этого фильма студии поняли, что кино может зарабатывать огромные деньги), спрашивал сам себя: как после «Индианы Джонса» или «Инопланетянина» можно перейти к самому мрачному периоду истории XX века? В этом ему помогли два фильма: «Цветы лиловые полей» и «Империя солнца». Книгу Томаса Кенилли Спилберг прочел за десять лет до того, как решился запустить столь личный для себя проект. Попытки предложить его разным режиссерам (от Романа Полански до Мартина Скорсезе) потерпели крах, и пришлось всё делать самому.

На подготовку к «Списку» было всего пять месяцев, а во время съемок в Кракове по вечерам Спилберг заканчивал работу над спецэффектами «Парка Юрского периода», что здорово отвлекало его от необходимого настроя. Скрупулезно восстанавливая историю своего народа, Спилберг тем не менее применяет все свои умения, затягивая зрителя в историю так, будто и нет вовсе никакого концлагеря. Один из лучших голливудских режиссеров способен усадить зрителя на три часа в кинотеатре смотреть чудовищную историю. «Я снимал фильм для тех, кто не хотел помнить, для тех, кто не хочет помнить историю, ссылаясь на наличие сложностей в наше время. Но если мы не будем вспоминать и помнить, то такое повторится».

Бен Кингсли называет фильм «кинематографическим экспериментом», поскольку он не что иное, как шаг вперед в кинопроизводстве: «Ничего похожего раньше не снимали. Этот фильм расширяет рамки киноискусства, работает с нарративом так, как никто прежде». Отмечая 25-летие фильма, Спилберг говорил: «Со времен „Списка Шиндлера“ я не чувствовал такой гордости, удовлетворения и чувства настоящего, значимого достижения. После „Списка Шиндлера“ я не чувствовал ничего подобного ни в одном своем фильме».

Неожиданный успех

Почти 50 миллионов человек посмотрели «Список Шиндлера» в американских кинотеатрах. Когда фильм впервые был показан по телевидению, его посмотрели 65 миллионов. Снятая за 22 млн картина собрала в мировом прокате 321 млн долларов. Спилберг не ожидал, что фильм станет настолько популярен. «Я не думал, что люди смогут вынести такое количество насилия, что совершается в фильме», — признавался он в интервью к 25-летию «Списка».

12 номинаций на премию «Оскар», из которых драма Спилберга получила 7, включая «Лучший фильм», помогли упрочить статус картины в кинематографическом сообществе. Но почему зрители ходили на «Список Шиндлера», когда в тот же год вышел «Парк Юрского периода» всё того же Спилберга? Потому что фильм моментально стал событием: сочетание имени режиссера, выбранной темы, умелого нарратива и фантастической работы всех департаментов (от оператора до костюмеров) превращало «очередное кино про Холокост» в кино, пропустить которое было нельзя.

Сыграла свою роль и дата релиза. Специализирующийся на связи коллективной памяти и поп-культуры профессор университета Хайфы Орен Майерс считает, что выход фильма совпал с ростом политики идентичности в Америке, затронувшим и еврейскую общину. Кроме того, несколькими годами ранее закончилась холодная война. «Всё это послужило благодатной почвой для успеха фильма, а еще драма оказала решающее влияние на то, как помнят Холокост, особенно на Западе и особенно среди неевреев», — говорит Майерс. Еще одна цитата: «Когда впервые появился „Список Шиндлера“, Холокост стал своеобразным маркером идентичности для американских евреев, потому что к тому времени они уже не могли прийти к согласию относительно Израиля или своих религиозных убеждений, поэтому это был единственный вопрос, по которому был консенсус».

Но есть и печальные стороны.

К сожалению, ни одно произведение искусства не способно полностью изменить человеческую природу. И даже такое пронзающее насквозь кино, как «Сын Саула», способно вызвать невероятное отторжение при просмотре (как у автора этих строк), но со временем придет осознание его гениальности и важности. Наивно надеяться, что фильмы про Холокост внезапно искоренят антисемитизм, — по новостям видно, как он поднимается из недр первобытного ужаса перед иными и снова овладевает людьми. «Для меня фильм сейчас актуален как никогда, — говорил Спилберг на одном из показов в честь 25-летия «Списка Шиндлера». — Особенно это касается молодых людей, которым приходится жить во время, когда демократия находится под угрозой как в нашей стране, так и в мире. Снова дают о себе знать ненависть и насилие, расизм, антисемитизм и ксенофобия — они привели к Холокосту, и они же существуют сейчас, в XXI веке».

Каким будет «Список Шиндлера» для XXI века? Это вопрос, на который Голливуду еще только предстоит найти ответ.