Мексика в кино: 100 лет поисков идентичности

Мексику в кино мы видим не так уж редко, но, если разобраться, знаем о ней мало. Конечно, есть всемирно известные мексиканские режиссеры: Альфонсо Куарон, Алехандро Гонсалес Иньярриту, Гильермо дель Торо, но последний про родину фильмов, строго говоря, не снимал, а остальные тоже зачастую делают местом действия совсем другие локации. Карлос Рейгадас, конечно, бесконечно готов снимать родину, но он скорее исключение. Вот и получается, что собрать образ Мексики удается только по фрагментам. Но мозаика получается интересная, и вот небольшая ее часть, без приевшихся наркокартелей.

Корни

Темы семьи, рода, памяти (и забвения, которое хуже смерти) — важнейшие для мексиканской культуры и, соответственно, кинематографа. При этом обычно мексиканцы в современных фильмах не слишком отличаются внешне от своих северных соседей по континенту: они носят джинсы, едят индейку и верят в Санта-Клауса. Только вот герою фильма «Музей» Алонсо Руиспаласиоса, основанного на реальных событиях, хочется вместо красного комплекта с белой опушкой на Рождество надеть костюм Кетцалькоатля — древнего божества, изображаемого пернатым змеем. Да еще и выкрасть из музея бесценные артефакты майя, ацтеков и ольмеков: не только чтобы на этом заработать, но и чтобы иметь возможность подержать культурное наследие предков в руках. На старом фото герой с отцом запечатлен на фоне статуи Тлалока, бога грозы, которую привезли в национальный музей антропологии Мехико, лишив ее привычной почвы, и теперь он будто возвращает культовые предметы к месту их истинного обитания.

Трудно не заметить, что Гаэль Гарсиа Берналь снимается почти во всех известных современных фильмах мексиканцев и о мексиканцах. У насмотренного зрителя он вообще невольно ассоциируется со всей Латинской Америкой сразу: Берналь играл и аргентинца Че Гевару в «Дневниках мотоциклиста», и чилийцев в фильмах Ларраина, и даже испанцев у Альмодовара. С другой стороны, именно об этом и говорит молодой Че в «Дневниках мотоциклиста»: он чувствует общность и единство всех жителей Анд и Кордильер, у которых те же самые легенды, травмы и мечты.

Фильмы совместного латиноамериканского производства — например, «Они продают даже дождь» Исиар Больяин о мексиканской съемочной группе в джунглях Боливии — с помощью сюжетных параллелей пытаются показать, что во многом отношение конкистадоров к коренному населению Латинской Америки мало чем отличается от современных корпораций и политиков, зарабатывающих миллионы на человеческих страданиях. А равно и от внимания деятелей культуры к экзотическому, которое нужно для хорошего кадра, но не настолько, чтобы попытаться реально понять чужого и помочь решить реальные проблемы.

Желание найти идентичность где-то за границей колониальной истории, увидеть отражение своего лица в изображениях древних мезоамериканцев заметно в фильмах последних лет. Но, кажется, первыми этим приемом воспользовались не мексиканцы, а съемочная группа Сергея Эйзенштейна — именно с такого визуального сопоставления начинается его фильм о Мексике.

«Да здравствует Мексика!», материал для которого был отснят во время путешествия 1931–1932 годов командой Эйзенштейна, а смонтирован почти полвека спустя Григорием Александровым, тоже участником мексиканской экспедиции, состоит из нескольких новелл, пролога и эпилога. Кадры Эйзенштейна показывают советскому зрителю совершенно незнакомый мир другого полушария с его экзотической мифологией, флорой, фауной и при этом — узнаваемой и понятной несправедливой социальной системой. Некоторые моменты спустя почти сто лет могут смутить, какие-то обычаи (например, пассаж про День мертвых) сегодня точно воспринимаются по-другому, но вообще это внимательный и красивый фильм, в котором даже сквозь черно-белый экран видно, какой яркой была картинка за кадром.

Цвета

Еще один черно-белый фильм о яркой Мексике — «Рома» Альфонсо Куарона, в которой режиссер рассказывает о своем детстве в одном из районов Мехико. Фильм недавний, и выбор такой цветовой гаммы — дань уважения фильмам прошлого, которые смотрел маленький режиссер и смотрят герои «Ромы», а также попытка не приукрасить в буквальном смысле воспоминания, но придать ощущение реальности, документальности личной истории, фоном для которой стала история страны.

Частично монохромен и прошлогодний документальный фильм итальянца Хельмута Досантоса «Боги Мексики», показанный в России в рамках ММКФ-2022 (подзаголовок фильма — портрет нации через пейзажи и людей).

Основная палитра в кадре драмы Иньярриту «Сука-любовь» (2000) — красный, зеленый, белый, цвета мексиканского флага. Зеленый цвет в мексиканской культуре воплощает надежду (невольно вспоминается немексиканский фильм мексиканца Куарона «Большие надежды», где герои носят исключительно зеленый цвет, и тогда вдруг до конца понятна эта символика), белый — чистоту, а красный, разумеется, кровь. И красного, конечно, больше всего, а зеленый часто превращается в меланхолический синий.

А Мексика в иностранных фильмах о себе, скорее всего, будет иметь дымчато-желтый фильтр: специалисты объясняют это сознательным использованием особенного психологического эффекта сепии, ассоциирующейся не столько с теплом, сколько с крайностями и контрастами, а еще с песчаной бурей.

Мифы близнецов

Невольно бросается в глаза, что зачастую в мексиканских фильмах на экране — два главных героя. Рудо и Курси в одноименном фильме Карлоса Куарона, брата известного оскароносца; Хулио и Тенок (с лицами тех же Гаэля Гарсии Берналя и Диего Луны) у самого Альфонсо Куарона в фильме «И твою маму тоже» (2001); герои фильмов «Музей» или «Чикуаротес»; рисованные Маноло и Хоакин из «Книги жизни» Хорхе Р. Гутьерреса и многие другие персонажные пары.

В мифах и легендах первых жителей Мезоамерики, на территории которой находится современная Мексика, такие парные герои — не редкость: они могут являться реальными братьями-близнецами и при этом враждовать из-за общего любовного интереса, совершать трикстерские проделки, а потом превращаться в Солнце и Луну, самых очевидных героев близнечных мифов.

Еще одни зеркальные герои в мексиканской культуре — Дева Мария (самая почитаемая в Латинской Америке — Гваделупская) и ее инвертированные темные образы, например Льорона, мезоамериканская версия Медеи или банши, вечно ищущая и оплакивающая своих детей. Песни о Льороне можно встретить в половине местных фильмов, появляется этот образ и в хоррорах, причем не только мексиканских — ареал его обитания расширяется.

Страсть

Ревность и страсть — частые темы не только мексиканских мыльных опер, но и вполне респектабельных фильмов. В интерьерах особняков, построенных по парижской моде, католических соборов и других исторических памятников об этом рассказывает классик-сюрреалист Луис Бунюэль. Один из его фильмов о Мексике (куда он переехал после Гражданской войны в Испании и прожил здесь всю оставшуюся жизнь, с перерывами на работу в Париже) так и называется — «Бездны страсти». Эта мексиканская версия и без того наэлектризованного чувствами романа Эмили Бронте «Грозовой перевал» в паре с предыдущим фильмом Бунюэля «Он» (1953) рассказывает о человеческих маниях и пороках.

На фоне невероятной мексиканской природы о том же самом повествует Карлос Рейгадас в фильме «Наше время» — действительно, в наше время страсть и ревность также можно чувствовать, но и попытаться приручить или хотя бы рационализировать.

Любопытно, что еще один фильм о воплощении мексиканских страстей — судьбе известной художницы Фриды Кало — сняла американка Джули Теймор, специалист по шекспировскому театру, на сцене которого всё так же очень неспокойно. Картины Фриды, помимо ярких чувств художницы, отразили в себе многие темы культуры ее страны, как и монументальные фрески ее спутника жизни Диего Риверы, тоже ставшего героем этого фильма.

День мертвых

Еl Día de los Muertos, или День мертвых, и его современное переосмысление — узнаваемый «бренд» мексиканской культуры. Этот праздник отмечают ежегодно 2 ноября — в день, когда умершие близкие могут прийти в гости, поэтому к семейному алтарю приносят фотографии и любимые блюда ушедших (о важности гастрономии для мексиканцев добавим чуть позже). Как правило, приходят такие призраки с добрыми намерениями, а не как, например, в жестокой фантасмагории «Святая кровь» Алехандро Ходоровски — еще один, после Бунюэля, осевший в Мексике исследователь смежной реальности использует общение с мертвецами как своего рода психоанализ. Всё это в целом не удивительно для места, где даже в детской песне за кадром уже упомянутого фильма «Музей» будут слова «Смерть — наш вечный компаньон, она стоит за левым плечом», а героиня фильма Альфонсо Куарона «Рома» как-то скажет: «А мне нравится быть мертвой».

И если надо показать страну несколькими секундами, как в одном из фильмов бондианы, то покажут именно посредством этого праздника. Любопытно, что упоминание карнавального шествия в фильме «007: Спектр» вдохновило властей Мехико возобновить проведение мероприятий ко Дню мертвых (еще один пример того, как кино формирует нашу реальность). Но и реальность влияет на миф: умершие предки из мультфильма «Тайна Коко» (2017) вынуждены проходить высокотехнологичный пограничный контроль, чтобы попасть раз в год к своим потомкам (если родные или хотя бы зубной врач о вас помнят — виза открыта).

Магический реализм

«Там, откуда я родом, к призракам относятся серьезно», — говорит герой фильма «Багровый пик» (2017), который, как и весь фильм, с Мексикой не связан. Зато связан с ней режиссер — Гильермо дель Торо, чьи призраки и чудовища всегда оказываются добрее, сговорчивее и в целом полезнее живых: от тех как раз ничего хорошего обычно ожидать не стоит. Здесь мексиканец дель Торо опирается на мифологическую и литературную традицию своей страны: истории таких литературных героев, как сын Педро Парамо — Хуан Пресьядо, тому доказательство.

Netflix прямо сейчас создает современную экранизацию романа Хуана Рульфо, а пока можно посмотреть черно-белый фильм «Педро Парамо» (1967) режиссера Карлоса Вело о вечных поисках отца в царстве теней.

Этот и многие другие сюжеты произведений, которые относят к магическому реализму, — о современной рассказчику истории и политике, в которой так много несправедливого, что иногда помогает только чудесное.

Магический реализм — причина латиноамериканского культурного бума, и особенный взгляд на мир, для оптики которого обыденное — странно, а из ряда вон выходящее — совершенно нормально и обыденно, ассоциируется скорее с Колумбией, Перу и Чили. Но и в Мексике магический реализм на своем почетном месте. И его поэтика и эстетика так или иначе сказываются на кино — никого не удивишь проходящим мимо красным минотавром в «После мрака свет» Рейгадаса или чудесами из мексиканских мультфильмов, и корни такого мировосприятия — в мифах и легендах Латинской Америки, которые часто становятся невидимой основой каждой из историй.

В экранизации романа мексиканки Лауры Эскивель «Шоколад на крутом кипятке» рассказана очень личная и достаточно фантасмагоричная даже для прочих образчиков стиля история любви и страсти, выраженных в гастрономической тональности. Фильм «Как вода для шоколада» Альфонсо Арау повествует о несчастных влюбленных, разлученных традициями, но продолжающих говорить о любви на языке вкусов и запахов домашней кухни. И гастрономическая культура — действительно такая важная часть Мексики, что внесена в список всемирного нематериального культурного наследия ЮНЕСКО (таким же образом отмеченных гастрономических традиций в мире всего три, еще французская и японская).

Tex-mex

Кстати, о гастрономии, и внезапно — об американском режиссере мексиканского происхождения Роберте Родригесе, который на съемочной площадке упомянутого выше фильма был лишь наблюдателем, но наблюдателем очень заинтересованным. Соседство Мексики с США создало не только особенную техасско-мексиканскую кухню, но и свое отдельное кинематографическое пространство, в котором фьюжн культур двух стран получился не менее ярким.

Истории, происходящие на границе с Мексикой, редко заканчиваются хорошо: примером тому «От заката до рассвета» (1996) Родригеса и Тарантино. Опасные, почти всегда связанные с наркоторговлей персонажи, а иногда и буквально монстры — общее место фильмов о приграничных Мексике территориях (и не только в Техасе, но и в Аризоне, например, как в фильме «Убийца» Дени Вильнёва или Нью-Мексико, как в сериалах «Во все тяжкие» и «Лучше звоните Солу»). Жизнь возле этой границы может самого безобидного героя превратить в нечто совершенно иное, иногда очень маргинальное. «Старикам тут не место», — заявляет триллер братьев Коэн, и не только своим названием.

Но Мексика может быть и средством изменения судьбы со знаком плюс — как киноверсии совсем другой по тональности книги «Кони, кони» из пограничной трилогии того же Кормака Маккарти (у фильма другое название — «Неукротимые сердца») или в экранизации романа битника Джека Керуака «В дороге». В таком кино герои рассматривают окружающие их пейзажи и их обитателей с внимательным интересом. В Мексику направляются Тельма и Луиза в одноименном фильме Ридли Скотта, туда бегут герой «Побега из Шоушенка» и семья из сериала «Берег москитов» (2021–2023), да и много кто еще. Но это уже совсем другая история.