МакДона, Зеллер и не только: Кинорежиссеры с театральным прошлым

Влиятельнейший драматург современности, один из главных представителей британской новой драмы, обладатель премии «Оскар» и просто ирландский красавец Мартин МакДона отмечает день рождения. Разбираемся, как театральные истоки прослеживаются в его фильмах, и подсказываем, на работы каких еще режиссеров с театральным прошлым обратить внимание.

Абсурдная провокация Мартина МакДоны

Не считая оскароносного короткого метра «Шестизарядник», МакДона выпускает по фильму в пять лет: «Залечь на дно в Брюгге» в 2007-м, «Семь психопатов» в 2012-м, «Три билборда на границе Эббинга, Миссури» в 2017-м, «Банши Инишерина» в 2022-м. И у автора трудно не заметить сложившийся стиль и узнаваемую форму.

Каждая картина МакДоны — своего рода спектакль, ведь начинал ирландец как драматург. Мартин работает в направлении In-yer-face theatre («театр, бьющий в лицо»), которое родилось в 1990-е из совокупности американской драмы, тру-крайма и искусства «молодых британских художников». Правило в In-yer-face theatre одно: «Чем больший дискомфорт испытывает зритель, тем лучше спектакль». Ключевые элементы — провокативность, черный юмор, расистские шутки — перекочевали в кино МакДоны.

Независимо от жанра он использует сложносочиненную драматургическую конструкцию: в какой бы сеттинг ни были помещены персонажи, они непременно оказываются в абсурдном драмеди. Также среди паттернов МакДоны можно выделить сверхдлинные диалоги (вспомнить хотя бы пятиминутный питч героя Сэма Рокуэлла в «Семи психопатах»), трэш-токи (высказывания оскорбительного характера, призванные вывести оппонента из равновесия), а также интермедии и байки, которые разбавляют повествование. Так, «Залечь на дно в Брюгге» часто сравнивают с криминальными комедиями Гая Ричи и постмодернизмом Квентина Тарантино. Правда, в отличие от последнего, МакДона дает слово всем участникам, не прерывая их рассказ пулей в лоб.

Следуя собственной традиции, в свой последний на данный момент фильм «Банши Инишерина» — трагикомичную разговорную пьесу, где переход из комического в трагическое и обратно бывает в пределах одной сцены, — режиссер также вставляет полные специфического юмора и неизбывной печали диалоги. Пафосный разговор об ирландской идентичности он разбавляет бытовыми сценками: экзистенциальные муки художника сосуществуют с двухчасовыми разговорами о навозе, а меланхоличные думы о смысле жизни — с пустыми деревенскими сплетнями. Абсурд? Мастерство!

Психологическая манипуляция Флориана Зеллера

В 2016 году Флориана Зеллера назвали «самым ярким молодым драматургом нашего времени», а спустя несколько лет, когда состоялась премьера его дебютного фильма «Отец», поставленного по его же пьесе, про Зеллера можно было уверенно сказать, что он стал и одним из самых перспективных молодых режиссеров.

Суммарно у «Отца» более двадцати номинаций на различные премии и почти столько же наград, включая «Оскары» за лучший адаптированный сценарий и лучшую мужскую роль. В первую очередь киноспектакль, разворачивающийся в пределах одной квартиры, привлекает великолепно сконструированной историей, которая показана от лица протагониста в исполнении Энтони Хопкинса. Благодаря потрясающему актерскому бенефису и достойной сценарной основе мы попадаем в пугающий мир из улетучивающихся воспоминаний. В мир, где всё зыбко и беспредельно одиноко, а пространство смыкается сильнее и сильнее.

В ином случае философский подтекст, экзистенциальные рассуждения и всевозможные аллегории могли бы натолкнуть на неприятную мысль об излишней высокопарности, но в «Отце» намеки о возвышенном и эфемерном идут мимо повествования, даже сквозь него, аккуратно и почти незаметно касаясь основной линии, образуют тактичный катарсис.

«Сын», основанный на второй пьесе из семейной трилогии Зеллера (еще есть «Мать»), не сумел переплюнуть «Отца», но картина предлагает эмпатию иного толка. Герой Хью Джекмана не способен понять и принять, что его 17-летний сын страдает от жуткой депрессии, однако, чем усерднее он пытается убедить себя и окружающих в «типичных подростковых причудах», тем очевиднее становится его ошибка. Как водится, к моменту осознания точка невозврата уже пройдена, причем изменится не столько сын, сколько отец, который из инициативного юриста в шаге от большой политики превратится в пассивного наблюдателя краха своей семьи. Исход заранее известен: Зеллер, откровенно следующий заветам Чехова (на стене — портрет классика, в ванной — ружье), с самого начала дает понять, что то самое ружье обязательно выстрелит, при этом надрывное высказывание о связи поколений и силе сопереживания останется надолго.

Эстетская философия Ингмара Бергмана

Если оглянуться назад и перейти к классикам, начинавшим в театре, то первым делом вспоминается Ингмар Бергман. Один из великих кинематографистов XX века получил мировое признание после адаптации собственной пьесы, в которой, помимо прочего, рассуждает о природе лицедейства (снова театр!). Превратив текст «Росписи по дереву» в сценарий фэнтезийной драмы «Седьмая печать», Бергман стал известен как кинорежиссер, однако всю жизнь идентифицировал себя как «человек театра».

Именно поэтому отголоски театра встречаются во многих работах Бергмана. «Сцены из супружеской жизни» — лишь один из примеров. Построенная на диалогах камерная драма, действие которой происходит во многом в спальне, фиксирует модель шведского социализма образца 1970-х, когда правительство пресекало любую зависимость своих граждан друг от друга — неважно, в частной жизни или на работе. Государство буквально лежало в постели между мужем и женой, потому что, по замыслу политиков, даже супруги не должны были сближаться.

Спустя почти 50 лет Хагай Леви перенес действие фильма Бергмана в современную Америку, провел рокировку гендерных ролей, взглянул на модель шведского социализма с точки зрения царящего в США капитализма и сместил фокус на частную жизнь двух людей, на их индивидуальную репарацию. Речь об одноименном пятисерийном мини-сериале с Оскаром Айзеком и Джессикой Честейн. Тема вне времени, как ни крути.

На злобу дня в России

О мироустройстве рассуждают и российские кинорежиссеры, начинавшие в театре. Самые известные сегодня — Кирилл Серебренников со спектаклем «(М)ученик» по пьесе Мариуса фон Майенбурга и фильмом «Ученик» по нему же и Константин Богомолов со скандальным спектаклем «Норма» по роману Владимира Сорокина и не менее скандальным сериалом «Содержанки». Здесь же отметим драматурга Ивана Вырыпаева и поставленный им по собственной пьесе фильм «Танец Дели», в котором всё время уделено диалогам.

Из новинок хочется выделить «Петрополис» Валерия Фокина — камерную антиутопию в театральных декорациях. Идея апокалипсиса, когда вместо вторжения пришельцев, взрыва супервулкана или падения на Землю метеорита предлагаются наиболее вероятные варианты «начала конца» вроде угрозы со стороны власти, не новы, но воспринимаются сегодня особенно болезненно. Так, не только в кино, но и в реальности мы в очередной раз убеждаемся, что милитаризм тормозит развитие всего человечества. То же касается и свойства людей искать виновных не там, где нужно.

Нырок в и без того болезненное размышление о несовершенстве мира с чрезмерным количеством допущений в духе иммерсивного театра может показаться занятием утомительным. Однако нужно держать в голове, что условность среды, излишняя декоративность, павильонная съемка и неспешный ритм объясняются тем, что Фокин является худруком Александринского театра, поэтому четко следует театральной традиции.

Всегда ли уместны театральные приемы в кинематографе — вопрос открытый, но абсолютно ясно одно: синергия театра и кино точно существует. Нет сомнений, что в ближайшее время режиссеры не перестанут переходить из одного медиума в другой и обратно.